КурскПт, 19 Апреля 2024
Ваш город...
Россия
Центральный федеральный округ
Москва
Белгород
Тула
Тверь
Кострома
Калуга
Липецк
Курск
Орел
Иваново
Ярославль
Брянск
Смоленск
Тамбов
Владимир
Воронеж
Московская область
Северо-Западный федеральный округ
Санкт-Петербург
Вологда
Псков
Мурманск
Сыктывкар
Калининград
Петрозаводск
Архангельск
Великий Новгород
Ленинградская область
Южный федеральный округ
Краснодар
Астрахань
Элиста
Майкоп
Ростов-на-Дону
Волгоград
Крым/Севастополь
Запорожье
Херсон
Донецк
Луганск
Северо-Кавказский федеральный округ
Дагестан
Владикавказ
Нальчик
Черкесск
Ставрополь
Магас
Грозный
Приволжский федеральный округ
Пенза
Оренбург
Уфа
Ижевск
Чебоксары
Саранск
Йошкар-Ола
Киров
Пермь
Нижний Новгород
Самара
Казань
Ульяновск
Саратов
Уральский федеральный округ
Екатеринбург
Курган
Тюмень
Челябинск
ЯНАО
Югра
Сибирский федеральный округ
Иркутск
Томск
Омск
Горно-Алтайск
Кемерово
Кызыл
Барнаул
Красноярск
Новосибирск
Абакан
Дальневосточный федеральный округ
Улан-Удэ
Чита
Магадан
Южно-Сахалинск
Якутск
Биробиджан
Петропавловск-Камчатский
Владивосток
Благовещенск
Анадырь
Хабаровск
Спецоперация России
Последние новости
Спецоперация России
Спецоперация России
#Интервью

Не создавайте себе невроз, живите настоящим

О критическом мышлении, адаптации после военных конфликтов и умении видеть фейковую информацию в период СВО, – мы говорили с практикующим психологом, гештальт-терапевтом Алексеем Ташиловым.

#Интервью
Не создавайте себе невроз, живите настоящим
#Интервью
О критическом мышлении, адаптации после военных конфликтов и умении видеть фейковую информацию в период СВО, – мы говорили с практикующим психологом, гештальт-терапевтом Алексеем Ташиловым.

26 июля – ИА SM.News. В предисловии к интервью важно отметить, что спикер живет и работает в Курске – областном центре приграничного региона, куда периодически долетают отголоски СВО, добавляя тревоги местным жителям. Алексей – опытный специалист, работал в системе МЧС, выезжал на места тяжелых ДТП и аварий, принимал звонки по телефону доверия. Сейчас он помогает адаптироваться людям, приехавшим в Курскую область из ДНР и ЛНР. В этом интервью не будет банальных советов из серии «закрыть глаза, сосчитать до 10» – в диалоге, который прошел на дружеской ноте, затронуты глубокие корни того, что происходит, как это отражается на нашей психике и способах защиты.

«Жить здесь и сейчас»

— Обычно все разговоры с психологами на тему СВО начинаются с захода о том, что мы живем в «новой реальности». Действительно ли это так, или в рамках мировой истории ничего нового нет?

— Смотри, мы живем в новой реальности для нового поколения. Для тех, кто сейчас молод, кому до 25, кто, в том числе, определяет сейчас экономические стратегии, являясь потребителями. Скажи, какой самый большой шок у молодежи был вначале специальной военной операции?

— Уход брендов?

— Именно. История про то, что после очередного пакета санкций ушёл «Макдоналдс», ушёл «Apple», ушли штуки, которые были культовыми для тех, кто сейчас молод. Ведь стреляют где-то там, а «H&M» ушёл из магазина по соседству, в котором я одевался последние три года; допустим, копил себе на новый айфон, всегда жевал «Макдоналдс», потому что была такая традиция…

— Надеюсь, это не про тебя сейчас?

— «Эйч» — про меня (смеется). Это про, что близко. Поколение, которое выросло на «Макдоналдсе», на «Эппле», для них – это, правда, очень больная штука. И для них это новая реальность, шок-контент. Потому что они не помнят ни начало 90-х, ни первую и вторую чеченские кампании. Они не помнят, когда в Москве были взрывы — теракты. Плюс эта волна раскачки, которая была: левые либералы, Навальный, она же была поддержана как раз вот этим молодым поколением. Для них история пошла на новый лад, и для них – это правда новая шоковая реальность. А в историческом контексте — все циклично, все повторяется, потому что есть схожие истории. Понятно, что у нас всегда были тёрки с Польшей из-за Украины. Тут ещё Финляндия вступает сейчас в НАТО, и мои некоторые коллеги начинают вспоминать зимнюю войну с финнами. Да и какая новая реальность, если фактически сейчас русские воюют с нацизмом. Если отбросить всю шелуху – это история, которой в общем-то уже 80 лет. И причём на той же территории. Это лишь новая реальность для новых поколений. А для тех, кто знаком с историей, кто видит всю картину целиком – это повторение старого. Для огромного количества людей, в том числе как раз для украинских националистов – это продолжение Второй мировой. Это мы победили, для нас – это было закончено, мы начали новый мир строить. А для них не закончено, они готовились к продолжению. Такой своеобразный реванш.

— Допустим, стресса от ухода брендов у нас с тобой нет – для олдов это даже смешно. Но есть страх, что что-то прилетит. Мы живем недалеко от границы, ее периодически обстреливают. Соседний Белгород вообще бомбили – центр города. И над нами постоянно что-то летает и гудит.

— В феврале и начале марта тоже все летало и гудело.

— Это летали наши!

— Слушай, а сейчас кто летает?

— Тоже наши, но ведь до нас уже долетели украинские беспилотники, которые сбили на подлете к городу… В моей квартире стекла дрожали! После этого начался реально мандраж.

— А не надо мандражировать! До нас долетело – это правда. Но никто не пострадал. Во-первых, это, конечно, история про то, верить официальным источникам или нет. Да, я понимаю, что будут сомнения: «О, нас все успокаивают! Нам недоговаривают!» Ничего подобного! Нормальная власть всегда показывает объективную ситуацию. Потому что лучше предупредить, чтобы люди были готовы! Власть это понимает. Во-вторых, опять же, старая история про то, с чего это начиналось – тревога про неизвестность и непонятность. В таком случае мы можем только вернуться в настоящее и реальное. Посмотрите вокруг: в данный момент мы живем, у нас все работает, вокруг нас ничего, Слава Богу, не взрывается! Это опять история про то, что я вижу своими глазами, слышу своими ушами, это моя реальность. И про то, как я все это ощущаю… вот буквально сейчас над нами пролетает… (смотрит в небо)

— Да, над нами летит истребитель. Кстати, это ты на него обратил внимание, я уже не замечаю.

— У меня профессиональное (улыбается). А у тебя привыкание, так уже остро не реагируешь. Те, кто тревожен сам по себе – у них всегда эта штука будет. Если это качество личности, люди сами себе организуют тревогу. И они точно максимально разорваны с реальностью. Единственный выход – быть в реальности, находиться в контакте с собой, со своими ощущениями и с той реальностью, которая окружает вокруг. Мы знаем, что тревога – это расстояние, разрыв между сейчас и когда-либо. Поэтому единственное средство от тревоги – это пребывание в настоящем. Мы прекрасно понимает, что мы живем в мирном городе, у нас не стреляют, у нас все работает, у нас нет дефицита – это правда жизни, которую мы видим своими глазами. А если я буду спорить с тем, что вижу – такая себе история. Я лучше буду верить своим глазам, чем тому, что прочту где-нибудь в соцсетях.

«Не отключайте Интернет!»

— Может особо тревожным вообще стоит отключить Интернет и не смотреть, что там происходит?

— Вот этого делать точно не стоит. Одно из средств, способов подогревания тревоги – это отсутствие информации. При этом не надо листать круглосуточно ленту новостей и верить каждому слову. Потому что там в том числе всякий шлак. У всех у нас есть замечательное критическое мышление, его надо включать. Понимать, где официальные новости, где неофициальные, отличать фейки. А лучше всего читать комментарии. Потому что в комментариях сразу видно, кто что пишет, и там эти истории, кто подкидывает фейки, всегда напарывается на тех, кто эти фейки разоблачает. Так что – читайте комментарии! Ну лучше всего, правда, это официальные источники. У нас это администрация, МЧС, Минобороны. И читать первоисточники на официальных сайтах, а не что уже репостнули.

Сейчас тебе в пику скажут те, кто в агрессивной оппозиции, что вообще «все лгут», так Грегори Хаус завещал…

— Ну, во-первых, если «все лгут», то лгут и те, кто так говорит (улыбается). Во-вторых, нам говорят ровно то, что нам нужно знать, для того чтобы не было паники. Например, нам не нужно знать количество потерь наших войск – это вообще военная тайна. И у нас есть огромное количество информации, разглашение которой по закону запрещено. В-третьих, как моя жизнь зависит от того, что я буду знать какие-то моменты, которые мне, в общем-то, не нужны. Беспокоиться и волноваться? Ну если я сам себе организую тревогу, добровольно, слушайте – это уже невроз, идите к специалисту с этой штукой. Вообще один из признаков невроза – попытка держать все под контролем.

— Много приходит к тебе людей с тревожным состоянием?

— Сейчас нет, в феврале-марте был прям поток. С острой тревогой приходили, с разрывом от реальности. Мол, боимся, что сейчас вот на нас все полетит, что мы влипли в вооружённое столкновение. И вот про то, что, опять же, сейчас будет дефицит.

— И «русских по всему миру вырезать начнут»…

— Обязательно (ухмыляется). Это история про первые угрозы, а они всегда были, ну вот «введут пакет санкций, они там что-то ввели…»

— И «стыдно», наверное, кому-то было? С первого дня СВО популярный и подогреваемый фейками прием – внушение россиянам чувства вины.

— А вот про то, что стыдно, кстати, с такой штукой не приходили! Чаще с тревогой про непонятное будущее. Потому что люди себе что-то распланировали: отпуска, поездки, учебу за границей, что-то связанное с санкциями, бизнес… Рушатся какие-то жизненные планы, которые были расписаны: уже не отдохнуть в Италии, уже не поехать учиться в США, например. Это трудно и тяжело. Что теперь делать? Как быть? И больше вопросы: «И как мы будем теперь с этим жить, если у нас нет «Айфона», «Макадака» и прочих этих дивных историй?» (смеётся) Все, шок-контент! Украинцы, которые к нам приехали – беженцы, либо просто здесь живут, они тоже с тревогой – что с ними теперь будет.

«Не будите детскую злость»

— Я знаю, ты работаешь с людьми, которые приехали из Донбасса, что с ними?

— Разное. Я работаю больше с детьми и подростками – разумеется, тревога, разумеется, волнуются и переживают, особенно поначалу. Мы стараемся не сильно работать с прошлым, а помогать адаптироваться в настоящем. Потому что военный конфликт – это всегда травма. Мы знаем, что работа с травмой подразумевает особую осторожность. Не все травмы нужно разбирать и ковырять. Потому что наша психика, она очень здорово работает, она защищает это механизмами, которые не всегда нужно взламывать, если нечего дать взамен. Поэтому моя работа — больше по адаптации к новым условиям. Допустим, приехал человек сюда и пока он не ассимилируется, не найдёт здесь какие-то моменты, на которые можно опереться, не почувствует себя в безопасности, лучше в его травмах не копаться. Тот, кто будет с ним работать, должен и обязан дать ему опору и поддержку и быть очень аккуратным. А бывает другое – посттравматическое стрессовое расстройство, когда кошмары, когда флешбеки, то что мешает адаптироваться и жить (то, что мы знаем по классическим описаниям военных синдромов). И если человек после травмы вполне себе неплохо адаптируется, нормально живет и тогда, правда, лучше не трогать его прошлое. Потому что все решает качество жизни, надежда на будущее и ощущение счастья здесь и сейчас.

— Были моменты, которые тебя тронули?

— Истории разные, но я максимально стараюсь не лезть в прошлое. Это, скорее, работа на адаптацию, но страх и злость — они все равно прорываются. И я не хожу в эти страхи. Потому что сейчас для тех, кто приехал, по крайней мере для детей и подростков, у них сейчас максимально безопасные условия. В злость точно лучше не ходить, это всегда опасно: какую-то штуку затронуть, потому что злость может быть направлена абсолютно на кого угодно

— На принимающую сторону?

— В том числе и да. Поэтому, я эти острые углы обхожу, потому что, правда, опасно. Любой эмоциональный взрыв надо будет гасить, а детские коллективы — это яркое пятно, на которое все обернутся. Яркие эмоции всегда заразны, а этого точно сейчас не надо. Сейчас надо адаптировать их, дать им опору, безопасность и надежду.

— Среди детей из Украины тебе попадались те, у кого были промыты мозги антироссийской пропагандой?

— Я могу точно сказать – из Донбасса таких детей нет.

«Дядя Вова, шкет и гопник»

— Почему СВО воспринимают по-разному, казалось бы, думающие, взрослые люди? Почему столь неоднозначное отношение, которое дает почву для фейков, направленных против России?

— Давай разберем на простом примере. Вот, допустим, есть двор, там живут: дядя Вова-десантник, какой-нибудь мелкий шкет, и еще там живет бандюган каких-нибудь левых взглядов. И вот этот бандюган постоянно, каждый день, прессует мелкого пацана. Отжимает у него деньги, мобилу, все что угодно, всячески унижает и постоянно бьет. И дядя Вова на это с честной совестью смотрел, смотрел…

— Очень долго смотрел!

— Может, даже неприлично долго. А потом он не выдержал, спустился и дал этому гопнику в лоб. Тут весь двор, значит, выскочил и говорит: «Дядя Вова ! Дядя Вова ! Ты неправ, ты зачем обидел человека? Зачем ты первый начал ? Ты же взрослый, ты же сильный !» А дядя Вова говорит: «А вы вообще куда смотрели…»

— …эти восемь лет…

— Да. А они отвечают: «А что мы!? Нас не трогали, мы чего…» И тут бандюган весь такой пострадавший и обиженный, и тут какая-то часть двора перестает здороваться с дядей Вовой, кто-то больше не дает ему взаймы… Это вообще очень интересная история, когда сильный заступается за слабого, и при этом выходит, что виноват сильный. Дядя Вова ведь сильный, он служил, у него возраст, опыт, специальные навыки, все такое. Казалось бы – он мог разобраться без физического воздействия. А вот не мог, и понятно, что не мог! Дядя Вова-десантник заступился за слабого и мелкого, которого постоянно прессовали, и кто здесь виноват? Понятно, что если бы дядя Вова встретил этого бедного в кавычках гопника и дал ему в лоб просто так, без причины – это одна история, а то, что он заступился за слабого, которого систематически гнобили, – это совсем другая история.

— Если все очевидно, почему двор себя так повёл? Возвращаясь к ситуации в мире, почему люди не видят простых вещей?

— Я верю, что люди всегда смотрят туда, куда хотят. Опять же, если живет во дворе дядя Вова-десантник, может ли быть, что у всех с ним хорошие отношения ? Разумеется, у кого-то с ним не очень. Может, его присутствие их напрягает, то, что он сильный, немногословный, допустим. А, может, их напрягает, что он просто служил? А половина двора знает за собой другую историю – они в свое время ныкались, когда он долг гражданский отдавал.

— Сейчас очень популярна с подачи антироссийских СМИ тема, что вот сейчас наши солдаты с войны вернутся поголовно с поломанной психикой и начнут тут дебоширить. Дескать, такими же психами были «афганцы». Хотя у меня есть коллеги, ветераны Афганистана, совершенно адекватные люди…

— Из горячих точек после конфликта все возвращаются по-разному. Очень многое зависит от того, как с военнослужащими будет построена работа в ведомствах, в которых они служили, какой контингент психологов будет работать. В Министерстве внутренних дел, я знаю, эта система налажена, они там в санаториях, с ними работают специалисты. Но вообще традиции именно открытой работы с бывшими военнослужащими в России нет, либо все это происходит негласно. Например, тот же синдром войны во Вьетнаме американцы очень культивировали, про это много снимали фильмов, «Рембо» — самый известный, как у парня поехала крыша, там четко показаны флешбеки. А у нас история про парня, который вернулся из Чечни, какая?

— «Брат».

— Согласись, разные вещи. С одной стороны и тот герой, и тот. Но как это по-разному показано. И это история про то, что о таких вещах надо говорить и работать, чтоб это не было отдано на откуп самому человеку. Это очень важный вопрос для тех, кто сейчас вернётся.

«Освободите руки для счастья»

— Некоторые знакомые говорят, что не могут испытывать чувство счастья из-за напряженности и неясности будущего. Можно сказать, это вопрос от моей московской коллеги.

— Ты своим вопросом уже ответила – потому что из-за напряжённости… Вот смотри, напряженность — это ситуация, в которой мы находимся. Если перевести напряжённость в состояние человека, то это состояние чего? Напряжения. А скажи, если я постоянно напряжен, могу ли я радоваться? Могу ли я испытывать счастье? Могу ли я вообще нормально существовать, удовлетворять свои потребности? Если я напряжен, во-первых, много эмоций зажимаю в себе. А счастье, радость — это про расслабление, про получение чего-то нового, получение ожидаемого, удовлетворение потребностей. А тревога – это, в том числе, и напряжение, а если я напряжен, то в итоге я напрягаю сам себя, сжимаю себя. Чем я могу взять счастье, если у меня руки сжимают меня? Это очень важно. У меня руки не свободны даже для того, чтобы обрести это счастье.

— А как освободить их?

— Не поверишь, взять и освободить! Но тогда придётся расслабиться, тогда придётся отпустить. Насколько я сейчас могу себе это позволить? Сейчас, в этой ситуации? Готов ли я к этому? Для этого мне нужно принять ситуацию такой, какая она есть, без напряжения, без зажимов. И тогда я буду свободен, у меня руки будут свободны для получения чего-то нового. Такая очень интересная штука, но она много показывает. Вообще счастье – это очень субъективное состояние, у каждого свое. В том числе про состояние свободы и легкости, про переживание чего-то хорошего, от ощущения собственной безопасности.

— Какой совет ты дашь людям, которые сейчас находятся в такой зажатости и тревоге здесь, в приграничье?

— Открыть глаза, посмотреть ясным взглядом на то, что происходит вокруг них, не связанное с этой историей. Посмотреть на своих близких, на своих детей, которым они точно нужны. На своих родителей, которые им нужны, на своих друзей и знакомых, на то, что им привычно. Потому что на самом деле – вот это наша реальность, ритм жизни для нас особо не изменился, мы также работаем, также учимся, также отдыхаем. Это очень важно увидеть. В голову мы можем брать все, что угодно, но реальность такова, что мы продолжаем жить дальше.

— Алексей, спасибо за интересную встречу, дай Бог, не последнюю. Удачи!

— Еще увидимся и продолжим разговор (улыбается).

«Мнение автора может не совпадать с мнением редакции». Особенно если это кликбейт. Вы можете написать жалобу.